экономические новости мира

Депутат Госдумы от «Единой России» Андрей Альшевских, ставший заместителем председателя новой думской комиссии по расследованию фактов иностранного вмешательства во внутренние дела РФ, в свое время считался оппозиционером. В 2010–2011 годах он вместе с нынешним главой штаба Навального Леонидом Волковым проводил в Екатеринбурге уличные акции протеста. Теперь вместе с коллегами-депутатами Альшевских расследует, участвовали ли иностранные государства в организации недавних протестов в Москве. Шеф-редактор Znak.com Дмитрий Колезев, голосовавший за Альшевских на выборах по одномандатному округу, постарался узнать у своего депутата, зачем тот участвует в работе этой комиссии.

«Отправили запросы в Роскомнадзор, в силовые структуры, в МИД» 

— Объясни, пожалуйста, зачем нужна эта комиссия. В том числе для меня, твоего избирателя, и для других твоих избирателей. Чем она сделает их жизнь лучше? Почему ты будешь тратить на нее свое рабочее время?

— Постараюсь кратко, если получится. Хочу сделать акцент на следующей вещи. Комиссия была создана по инициативе совета Думы. В совет Думы входит руководство Госдумы: председатели комитетов, фракций и так далее. По обращению лидеров четырех парламентских фракций совет Думы принял решение создать такую комиссию. Я не могу и не хочу обсуждать решения, которые принимаются на совете Думы…

— Но ты же сам вошел в комиссию.

— Погоди. Совет Думы принял решение о создании комиссии, которая будет заниматься конкретным узким вопросом.

— Иностранным вмешательством во внутренние дела РФ.

— Совершенно верно. Может быть, я не исключаю, при рассмотрении взвешивались все «за» и «против». Может быть, рассматривался вопрос, чтобы этим вопросом занимались уже существующие комиссии и комитеты. Но было принято решение о создании отдельной комиссии по этому вопросу. Что касается персонального состава, то, так как это создавалось по инициативе четырех фракций, фракция принимала решение, кто войдет в состав этой комиссии, кто ее возглавит, кто будет заместителями и так далее. Здесь уже было внутрифракционное решение. Не то что кто-то из депутатов, я или кто-то другой, узнал, что эта комиссия будет создаваться…

— И записался.

— Да. Было единогласное фракционное решение.

— То есть тебе руководство фракции сказало: «Андрей, нужно войти в состав этой комиссии». Верно?

— Рассмотрели мою кандидатуру и предложили.

— Ты писал заявление? «Прошу включить меня…»

— Рассмотрели и предложили.

— Ты писал заявление? Ответь: да или нет. Мне хочется суть понять: это была твоя инициатива?

— В комиссию заявления не пишут. Это когда ты выбираешь комитет, ты пишешь заявление. Про комиссию — заявлений нет. Ну, решение принято.

— Ты его принял?

— В том числе я.

— А кто еще, кроме тебя, мог принять решение о твоем вхождении в комиссию?

— Конечно, никто. У меня была возможность взять самоотвод, но я принял решение, и я являюсь членом этой комиссии. Зампредом от «Единой России».

— Как это поможет твоим избирателям? Зачем им эта комиссия?

— Давайте немного разделим этот вопрос. Я понимаю подоплеку этого вопроса, и чем она вызвана. Но есть вещи, которые… Чтобы было понимание: ошибочно воспринимать, что эта комиссия создана для какой-то там борьбы, ущемления прав. Очень активно обсуждается, что эта комиссия будет бороться с теми, кто выходит на акции протеста. Сразу хочу сказать, что комиссия этими вопросами не занималась и не будет заниматься. У этой комиссии есть четкое направление: используя парламентские возможности, изучать факты на предмет иностранного вмешательства. Если такие факты, такие действия, не дай бог, будут произведены, то комиссия их будет рассматривать и принимать решение. И если найдется подтверждение, что было вмешательство со стороны иностранных государств во внутренние дела РФ, то комиссия вынесет на пленарное заседание проект постановления и Государственная дума обратится в международные организации: ПАСЕ, ОБСЕ, ООН и так далее. И в парламенты других государств. Это очень важный инструмент. Понятно, что у нас есть специально созданные структуры, которые уже занимаются этими вопросами в рамках своих полномочий…

— Я и хотел спросить, да: зачем нужна еще и комиссия?

— Те полномочия, которые есть у парламента РФ, — это вопрос политический. Кроме парламента никто не может вынести этот вопрос на обсуждение на международные площадки. И никто не может обратиться в парламенты других государств с просьбой обратить внимание на то, что то или иное государство вмешивается во внутренние дела РФ.

Плюс нельзя забывать, что одно из основных направлений деятельности парламента — это внесение изменений в законодательство. Я не исключаю, что если такие факты будут установлены и если выяснится, что они стали следствием какого-то пробела в нашем законодательстве, то комиссия будет инициировать поправки в законы. Какие это будут поправки, говорить преждевременно. Надо сначала посмотреть сигналы и документы, а потом уже реагировать.

— Ты так говоришь: «если факты будут подтверждены», как будто для комиссии это пока некая гипотеза. Между тем некоторые твои коллеги уже высказываются вполне однозначно, как о свершившимся факте.

— У меня нет оснований не доверять своим коллегам. Но я все-таки опираюсь на то, что читал и видел. Комиссия только была создана, прошло первое организационное заседание, где рассмотрели проект положения, постановления и так далее. Я думаю, 10–12 сентября, когда начнется первое пленарное заседание, будет принято постановление Государственной думы о создании комиссии. 

— Сейчас она еще не имеет статуса парламентской?

— Совершенно верно. А когда будет принято постановление, она приступит к полноценной работе. Но когда мы проводили первое заседание, председатель комиссии Василий Иванович Пискарев (он же является председателем комитета Госдумы по безопасности) от имени своего комитета сделал ряд запросов, чтобы не терять время. И когда комиссия будет создана официально, когда получим информацию от тех структур, в которые он обратился, тогда уже будет с чем работать, будут какие-то факты. Тогда уж я четко смогу сказать, что и как.

— А что это за запросы, какую информацию запросил Пискарев?

— Это были запросы в Роскомсвязьнадзор, в силовые структуры, в МИД. С просьбой предоставить все те факты, которыми они обладают, по поводу вмешательства иностранных государств во внутренние дела РФ. Какие это будут факты, какие материалы — говорить преждевременно. Точно так же преждевременно говорить о результатах.

«Это и есть прямое вмешательство»

— Все же чем для твоего избирателя так важно, чтобы ты разбирался с этим иностранным вмешательством? Или даже так: а чем твоему избирателю вредит иностранное вмешательство?

— А вы считаете, что это хорошо, когда иностранные государства, послы, другие сотрудники, те же самые СМИ, переходят черту и неправильно подают информацию, что у нас происходит? Я считаю, это и есть прямое вмешательство, которое недопустимо. Вот, например, Russia Today начинает освещать события за рубежом, подавать информацию с точки зрения России. И мы же видим, какие меры к ним принимают Англия, США, Евросоюз. И никто же тут не возмущается, что идет ущемление в работе журналистов. Но мы видим, как реагируют иностранные государства, чтобы ограничить работу этого информационного агентства.

— То есть это зеркальный ответ на некие действия западных государств? Типа, они ищут у себя российское вмешательство, а мы — иностранное?

— Любое государство должно, обязано искать рычаги и механизмы, чтобы защитить свой суверенитет. Эта комиссия призвана изучить факты, выработать предложения для органов власти и международных организаций, обратить внимание на иностранное вмешательство.

— Всегда ли иностранное вмешательство — это плохо? Я думаю, что иностранное вмешательство в том или ином виде существует всегда. Мы живем в глобальном мире, страны взаимодействуют друг с другом.

— Я не сторонник того, чтобы все чесать одной гребенкой. Конечно, есть вещи позитивные, которые необходимо поддерживать и развивать. А есть вещи, о которых и говорить недопустимо. Международное сотрудничество в рамках культуры, благотворительности, в гуманитарной сфере должно поддерживаться со стороны государства. Но если речь идет о попытке повлиять на наши внутренние дела через избирательные процессы, организацию массовых мероприятий, то это недопустимо.

— Ну вот, например, помнишь такую фамилию — Сорос. Его фонд поддерживал гуманитарные, образовательные проекты в России. А теперь его фамилия в «черном списке», его проекты закрыты. Вот с твоей точки зрения, Сорос занимался полезным вмешательством в дела России или вредным?

— Как показала практика, не вполне полезным.

— В чем же был нанесен вред?

— Поддерживались те программы, которые пытались влиять на внутренние дела РФ.

— Например, какие?

— (Вздыхает). Слушай, я понимаю тон этого интервью…

— Ну, просто раз ты взялся профессионально заниматься вопросом иностранного вмешательства, ты же должен быть погружен в тему.

— Мое участие в этой комиссии не значит, что я должен что-то высасывать из пальца и пытаться придать этому значение. Моя работа в комиссии будет заключаться в работе с материалами, которые будут поступать в нее.

«Итогом работы будет предложение об изменении законодательства»

— Твоими коллегами приводилось два примера того, что может считаться иностранным вмешательством. Во-первых, это твит Deutsche Welle (DW), где были слова «Москва, выходи!» Во-вторых, информация на сайте посольства США о том, где будут проходить протестные акции. Если честно, информацию на сайте посольства США я найти не смог. А твит DW я нашел и посмотрел. Ты сам его видел?

— Ну, неоднозначный.

— На всякий случай напомню: этот твит включает видеоролик, на котором группа людей скандирует «Москва, выходи!» И в твите после тире, которое обозначает начало цитаты, написано: «Москва, выходи!» Отбит абзац и потом приведено описание ситуации. С моей точки зрения, это цитата того, что корреспонденты увидели на улице. Они сняли на видео и процитировали в своем твите. В комментариях твоих коллег можно услышать, что DW таким образом призывало москвичей выходить на улицу. Разделяешь ли ты для себя то, когда журналисты освещают события, и то, когда журналисты призывают к чему-то? Ты видишь разницу?

— Призывы и освещение — это разные вещи.

— В данном случае это был призыв или освещение?

— У каждого может быть своя точка зрения. Если ты спрашиваешь мою точку зрения, я считаю, что это ближе к призыву, чем к освещению. Но принимать решение будет комиссия. Это сообщение будет предметом рассмотрения комиссии с привлечением специалистов. И будет сделан вывод.

— Какие-то другие примеры, кроме этих двух, обсуждаются в комиссии?

— Мы предварительно проговорили, что до 10 сентября мы соберемся еще раз. Не исключаю, что на эту встречу мы пригласим представителя МИД, чтобы по их линии получить ту информацию, которая у них есть по поводу работы иностранных дипломатов. 

— Вы также позвали представителя DW на заседание комиссии и собираетесь заслушать его.

— Мы это обсуждали. Это будет не только представитель DW, это будут и другие СМИ. Было принято важное и правильное решение, что комиссия должна работать гласно, открыто, с привлечением СМИ и общественности. 

— Может быть, стоило бы четче разделить понятия освещения и пропаганды? Чтобы и в этой ситуации, и в будущем можно было точнее определить, что является пропагандой, а что освещением? Потому что мы рискуем дойти до соблазна вообще запретить освещение иностранными СМИ российских событий. 

— Я уверен, что итогом работы комиссии будет предложение об изменении действующего законодательства. Возможно, одним из вопросов будет проведение черты: что можно, а что нельзя. У нас есть, к сожалению, такие вещи: журналисты говорят, что подача информации — их работа, а государство считает, что это на грани. И нужно более четкое понимание для всех участников процесса, чтобы все прекрасно понимали, что можно, а что нельзя. 

— В целом, на твой взгляд, иностранные СМИ нужны в России?

— Конечно, нужны. Нужно освещать то, что происходит в России, какие решения принимаются. Но хотелось бы, чтобы это все подавалось не в искаженном свете, не в угоду тем или иным политически моментам.

Я неоднократно встречал тезис, что якобы комиссия будет бороться с гражданами, которые выходят на уличные акции. Это неправда. У нас все это регламентировано действующим законодательством. Каждый гражданин РФ имеет право на подобные действия, но нужно отдавать себе отчет: одно дело — официальные, санкционированные мероприятия. Другое дело, когда ты выходишь или призываешь участвовать в несанкционированных мероприятиях.

«Я почти все протестные акции посещаю»

— Какое в целом твое отношение к акциям протеста? Ты и сам до недавнего времени считался представителем оппозиции.

— Я сейчас почти все протестные акции посещаю, общаюсь, нахожусь там. Это важно, необходимо увидеть это своими глазами, пообщаться с людьми. Но есть вещи официальные, а есть неофициальные. И это тонкий водораздел с далеко идущими последствиями. Я все-таки сторонник официальных мероприятий.

— А как же 31-я статья Конституции, которая разрешает гражданам собираться мирно и без оружия? Я имею в виду попытки власти запрещать мероприятия и жесткий разгон акций протеста.

— Ошибочно запрещать эти вещи… Но когда люди просто участвуют в этих мероприятиях — это одно. А когда идет нарушение закона, нарушение общественного порядка и так далее — другое. Как бы мы власть ни ругали, она просто обязана на это реагировать. 

— Судя по тому, что я видел в Москве на акциях 27 июля, 3 августа и так далее — все нарушения общественного порядка были вызваны как раз действиями Росгвардии и полиции. Если бы гражданам давали собираться спокойно, если бы не было этих орд силовиков, то не было бы и беспорядков.

— Я не готов давать оценку, не готов обсуждать и осуждать. Я не был участником этого, не видел этого своими глазами. Вырывать из контекста, судить по отрывкам видео — неправильно. Но, еще раз, одно дело — официально санкционированные акции, другое дело — стихийные.

— То есть твоя точка зрения — то, что было на проспекте Сахарова, — это нормально, а на Тверской и т. п. — не нормально?

— Не то чтобы нормально и не нормально… Я просто не сторонник провокаций и насилия как со стороны общества, так и со стороны власти. Я считаю, что оба участника процесса не должны друг друга провоцировать. […]

— Следишь ли ты за уголовным делом по массовым беспорядкам в Москве? На мой взгляд, оно явно чрезмерное. И обвинения, которые предъявляются людям, абсурдны. Росгвардейцу ремешок от шлема натер подбородок, он ощутил физическую боль, и поэтому человек, который к нему подходил, арестован и сидит в СИЗО. Не кажется ли тебе такая реакция властей неадекватной? С моей точки зрения, никаких массовых беспорядков не было. Возможно, были отдельные проявления неуважения, оскорбления, возможно, где-то применение насилия к представителям власти. Но массовые беспорядки?

— В законе о статусе депутата Государственной думы четко прописано, что мы не можем, не имеем права вмешиваться в судебные и следственные вещи…

— Мнение-то выразить ты можешь.

— Могу. Повторю: во избежание подобных эксцессов хотелось бы, чтобы две стороны не провоцировали друг друга. С одной стороны, граждане выходят, и они чувствуют, что в чем-то ущемлены, обмануты. С другой стороны, власть. Чтобы они не провоцировали. Это уголовное дело по массовым беспорядкам — я не сильно отслеживаю. Но это последствия провокации. 

«Мы с Волковым давно знакомы»

— Один из организаторов акций протеста, одна из ключевых фигур оппозиции — это Леонид Волков. Какое-то время назад вы с ним были соратниками, в 2010–2011 годах в Екатеринбурге вы устраивали акции протеста…

— Согласованные!

— …И когда ты опубликовал пост о том, что стал зампредом комиссии, Волков выложил фотографию, где он за тебя подписывается при выдвижении куда-то там, и пошутил, что главное в расследовании — не выйти на самого себя. Как ты сейчас относишься к Леониду Волкову, поддерживаете ли вы какие-то отношения? Считаешь ли ты, я не знаю, что Волков — агент Госдепа, который пытается навредить России?

— Что-то считать и доказывать — это не моя работа. Мы с Волковым давно знакомы, и сейчас, если будет необходимость, встретимся и пообщаемся. Я не скрываю, что мы участвовали в протестных мероприятиях. Но все они носили официальный характер. В том числе это были протесты против строительства храма святой Екатерины на площади Труда.

— Как тебе кажется, Волков сейчас как представитель оппозиции действует во вред России или во благо?

— (Пауза). Я оставлю свою точку зрения при себе.

— Твое право.

— Есть другие структуры, которые должны анализировать документы и доказательства, принимать решения. Я не имею морального права кого-либо обвинять или защищать, не зная подоплеки, фактуры.

«Для пиара можно каждый день вносить кучу законов»

— В Екатеринбурге ты не раз выступал за возвращение прямых выборов мэра. Почему ты не выходишь с этой инициативой в Госдуму? Почему не пытаешься изменить законодательство, чтобы в крупных городах выбирать мэров можно было только прямым голосованием?

— Внести ради пиара — это один момент. Внести ради результата — это другой момент. Какой вариант будем обсуждать?

— Предлагаю вариант: внести ради общественного обсуждения, чтобы поднять эту проблему, чтобы общество заговорило о ней. Можешь назвать это пиаром, если хочешь.

— Любая инициатива, чтобы она рассматривалась в стенах Госдумы, должна получить заключение правительства. Без заключения вносить невозможно. По моему опыту, если на тот или иной законопроект получено отрицательное заключение, судьба такого законопроекта печальна. Подобные законопроекты лежат десятилетиями. […]

— Почему ты думаешь, что будет отрицательное заключение?

— Мы эту тему обсуждали неоднократно, обсуждали на экспертных площадках. Обсуждали на фракции и так далее. Я был и остаюсь сторонником возвращения прямых выборов. Я считаю, что жители не только крупных городов, но и жители муниципальных образований должны сами выбирать себе главу, который должен нести ответственность перед ними. 

Здесь ситуация следующая: когда принимался федеральный закон, эти полномочия были отданы субъектам. И судьба возвращения прямых выборов глав муниципальных образований — это прерогатива законодательного органа субъекта РФ, например Заксобрания Свердловской области. И когда я был региональным депутатом, я дважды вносил такой законопроект. К сожалению, его отклоняли. По возвращению выборов в Екатеринбурге, Тагиле, Первоуральске — это все в руках нашего Законодательного собрания.

— Ты мог бы внести проект изменения в 131-й Федеральный закон и предложить: «В городах с населением больше 1 млн человек главы избираются прямым голосованием жителей». 

— Тогда скажу более конкретно. Я эту идею обсуждал, я с ней выходил, но пока нет понимания для принятия данного законопроекта.

— Просто это твоя ответственность. Я понимаю, что такой законопроект, скорее всего, не был бы принят. Но ты мог хотя бы честно говорить избирателям: «Ребята, я попытался».

— Надо понимать: для результата или для пиара?

— Для чистоты совести.

— Ну… Если это для пиара, как многие делают, то можно каждый день вносить кучу законов, а потом говорить, что хулиганы не дают принять хорошие законопроекты. 

«Многие решения больно отразились на мне и моих коллегах»

— В связи с протестами в Москве сейчас много говорят о назревающем политическом кризисе, о периоде турбулентности. Твое личное ощущение и ощущение твоих коллег: есть ли тревога, есть ли впечатление предкризисного состояния? Что что-то не так, куда-то не туда идет страна? Или вы (единороссы) считаете, что все в порядке и коренных изменений сейчас не требуется?

— Считать, что у нас все нормально, было бы ошибочно. Как бы ни было, все равно проблемы есть и будут. Вопрос в том, насколько государство и власть готовы оперативно и быстро решать эти проблемы.

— И насколько они глубоки.

— Тут мы выходим на достаточно серьезную проблему по поводу управленческих кадров. Федеральный центр сейчас выделяет колоссальные деньги на реализацию национальных проектов. Но все это тонет в регионах и в муниципалитетах. Раньше власти в регионах говорили, что мы бы построили город-сад, только денег нет. Сейчас Москва говорит: деньги есть, берите! А власти в регионах сами эти деньги взять не могут. Проблема серьезная, потому что на местах есть чиновники, которые не способны взять и потратить эти деньги. Это сплошь и рядом. У нас по нацпроектам 95-98% всех средств идут из федерации. Деньги лежат на счетах федерального казначейства… 

— Может быть, что-то не так с системой? Может, меньше денег отправлять в Москву и больше оставлять в регионах?

— Нет, не в этом дело. Сколько бы ты ни оставлял денег, есть же определенный порядок, как ты будешь их тратить. Если нет проектов, смет, экспертиз, то невозможно потратить эти деньги. Яркий пример в Екатеринбурге. Мы долго говорили, что вторая ветка метро Екатеринбургу необходима. Все говорили: да, да. Надо выходить на Москву и просить софинансирование. Я спрашиваю: у нас есть документация? А у нас, оказывается, еще и проекта нет. И в СМИ попала информация, что министр транспорта РФ отказал Екатеринбургу в финансировании второй ветки метро. По одной простой причине: когда правительство области вышло с просьбой дать денег, они не предоставили ни проекта, ни экспертизы, ни экономического обоснования, ничего! Просто со словами «дайте денег». На мой взгляд, проблема в этом. Если прописан порядок, как получить денег, вы соблюдайте его, и получите. Но из-за низкого качества управления многие вещи не реализуются. Но людям хоть в Екатеринбурге, хоть в Таборах, безразлично, кто виноват в том, что что-то не построили, что-то не сделали. Негатив идет на всех, на все государство.

— Рейтинги «Единой России» в последнее время снизились, партия проигрывает во многих регионах. Ты в свое время перешел в ЕР. И ты довольно популярный политик в Екатеринбурге. Для тебя сейчас бренд «Единой России» не становится гирей, которая тебя тянет вниз?

— Во-первых, я про это не думаю. Я просто стараюсь качественно выполнять свою работу. Я работаю, я веду приемы, ко мне приходят граждане с теми или иными проблемами. Я стараюсь реагировать на эти проблемы. Я стараюсь до конца своих полномочий выполнять эту работу. Я не думаю по поводу 2021 года: пойду ли я на выборы, не пойду ли я…

— Все равно думаешь. Это неправда. Ты не можешь не думать об этом.

— Я просто работаю. А когда придет время принимать решение, я буду взвешивать все за и против. Если нет шансов, я не хочу принимать участие в избирательной кампании, зачем это надо.

Что касается «Единой России». Я прекрасно понимаю, что многие решения, которые принимались, больно отразились на мне и моих коллегах и еще отразятся. Но когда ты говоришь, что все плохо и от тебя ничего не зависит, проще всего выйти и рассказать, кто во всем виноват, понравиться публике, а потом уйти в сторону — и хоть трава не расти. А когда ты находишься на уровне Федерации, когда голосуешь за тот или иной закон, ты немножко по-другому на эти вещи смотришь. Уже с учетом не твоих политических перспектив и шансов, а глядя на перспективу развития: что будет через год, пять, десять в Российской Федерации. Это разные вещи. Это переломные такие моменты, они очень сильно влияют на твою работу и на твое мировоззрение. 

Источник: znak.com